В кафе-клубе GinMill 29 он, почему-то, без труда меня узнал: «Я тебя примерно так себе и представлял», – сказал Николай. «Хорошее начало», – подумала я. Тихая и приятная музыка располагала к беседе. Обычно немного неловко начинать разговор, когда видишь человека впервые. И тогда задавать вопросы начал он. Спросил, на чьи деньги мы делаем журнал, про кого уже писали, про кого еще планируем. Неожиданно задал мне вопрос о моих музыкальных предпочтениях. Узнав их, он сказал: «Мне уже нравится общаться», заказал чай и начал рассказ.
Хочу, чтобы здесь был клуб
Я тогда был босоногий волосатый чувак, увлекался музыкой и занимался своей группой. Нам надо было где-то репетировать и играть концерты – весь смысл жизни заключался в этом. В Рязани не было ни репбаз, ни, тем более, клубов. Чтобы сделать концерт, надо было найти площадку – какой-нибудь Дворец культуры или Дом пионеров, договориться с директором или замом, потом ехать и где-то собирать аппаратуру, потому что и ее в городе не было. В результате, у меня стало получаться заниматься оргвопросами, в отличие от участия в самой группе. Я понял, что это мое – организовывать, к тому же, в Рязани тогда этим целенаправленно никто не занимался.
В то время администрация Рязани стала раздавать помещения учреждений культуры, которые находились на муниципальном балансе – город не мог их все содержать. Там протекали крыши, лопались трубы, дворовая шпана била стёкла, поджигала фасады. Эти здания раздавались в управление частным собственникам при условии, что новые владельцы погасят коммунальную задолженность по ним.
Владимир Васильевич Калчаев (ныне директор МКЦ) познакомил меня тогда с таким новым хозяином кинотеатра «Москва» – Сергеем Ивановичем Бычковым. Это был крупный бизнесмен, который банчил нефтепродуктами, и у него был третий или даже второй по счету в Рязани мобильный телефон. Такая труба стоила, наверное, тысяч пять долларов. Он сказал мне: «Я, старый рок-н-ролльщик, хочу, чтобы здесь был клуб…» И у нас получилось.
Нет смысла сейчас считать, сколько концертов мы провели. Самое главное, что мне удалось создать полноценный постоянно действующий рок-клуб, который и ныне здравствует. Сейчас он носит название «Планетарий», а тогда это был киноконцертный комплекс «Москва».
Наступила вторая половина 90-х, в Рязани выпускался и продавался на всю Россию журнал «Помоечка». Он был посвящен панк-культуре, выпускал его мой товарищ Саша Зебра, с которым мы вместе и привезли в наш город самых-самых из питерско-московской панк-рок-тусовки. Первыми были совсем неизвестные группы, например, «Вибратор» (вряд ли они ещё живы…хе-хе), они даже играть-то не умели, но бухали, как настоящие панк-звёзды. Потом приехал «Пурген», «Тараканы!», «Наив», Tequilajazzz, «Король и шут», «Гражданская оборона», «Пилот», и пошло-поехало. Но это всё потом.
После того, как первый сезон отбомбили в обычном зале кинотеатра, мы предложили Иванычу его переделать. Он согласился. Это был 1995-1996 год – к сожалению, основной бизнес нашего босса рухнул, денежный ресурс был исчерпан и ремонт затянулся больше чем на год. А со следующего сезона арт-директором клуба становится Кришна, к тому моменту, по совместительству, зять Сергея Ивановича. У Кришны тогда не было никаких контактов с иногородними музыкантами, он пел в группе Mary Jane.
Пауза. В Ginmill 29 сегодня выступает группа «ЧеLOVEк». Николай знакомит меня с перкуссионистом Григорием Шаландиным и говорит, что если все будет хорошо, то скоро Григорий будет выступать вместе с Мадонной. Ребята смеются. Мы продолжаем.
Другое поколение
По сути, я аудиал. Тексты песен особенно не слушаю. Я всегда раньше воспринимал голос как еще один инструмент: как гитару, как клавиши. В то время, в перестроечные годы, мы тоже начали перестраиваться. Но в наше поколение изначально была заложена крепкая основа. А те, кто подрастал в тот момент, попали в поколение безвременья. Мы пытались выстраивать что-то новое основательно и фундаментально, а те, кто были младше лет на пять – им было все равно, главное быстро. На моих глазах молодые, которым я когда-то, ещё недавно, показывал ноты и аккорды, уже создавали что-то интересное, своё, оригинальное, в отличие от меня – с музыкальной школой, музыкальным училищем, ортодоксальным мировоззрением.
Повсеместно был культ денег, культ возможностей, и, как следствие, они упорно стремились к этому. У нас была разная тактика и стратегия. Чувачки, которые не умели играть вовсе, выходили на сцену и брали публику за яйца своей бешенной энергией. А мы сидели и точили мастерство, подолгу репетируя каждую ноту, меняли/отслушивали инструменты, примочки, вкладывали в это все свои сбережения. И в определённый момент, когда я понял, что их публика принимает, да и публика уже другая, то и решил с группой завязать окончательно и заниматься только организацией концертов.
Молодняк стал резко и обособленно делиться на компании по увлечениям (в отличие от моего поколения): металлисты, панки, рэперы, скины, DJ и всякие «внебрачные дети Гребенщикова». Я же находил общий язык со всеми. И понимал, чем можно помочь каждому из них в плане звука и т.д. и т.п. Так и пошло.
Завершился первый день интервью. Через некоторое время мы увиделись на концерте в «ДК» и продолжили.
Музыка – универсальный язык
Музыка – это универсальный язык, универсальный коммуникатор молодежи. Мы можем разговаривать на разных языках, не понимать друг друга, но слушать одну и ту же музыку – это очень мощный объединяющий фактор. Таких факторов очень мало.
Еще в 1994 году на базе кинотеатра «Космос» нам удалось сделать постоянную репетиционную базу, на которой круглые сутки репетировали музыканты всего города. На базе мы с моими друзьями жили, а расписание было занято постоянно. Это были времена самого дикого разгула беспредела. В стране стало модным быть бандитом. Сначала район Приокский был для меня иноземным-потусторонним, а именно там находился «Космос». Мы начали проводить там дискотеки и наши концерты, я оброс местными знакомыми – от музыкантов до бездельников и даже маститых бандюков. И пусть в спальном районе, но мы смогли сделать периодически действующую рок-площадку. «Планетарий» возник благодаря тому годовому опыту, что был у меня в «Космосе». Кстати, в «Космосе» у меня была и первая официальная работа. Числился как «сторож-дворник». Этим я, конечно же, не особенно занимался. Зато в трудовой книжке до сих пор так и записано. Мне было 21. «Космос» закончился через год.
Первый концерт
Дальше был «Планетарий». Здание уже отремонтировали. В августе 1995 мы сделали первый концерт, который собрал более четырёхсот человек. Выступали «Белые братья», Buffalo Bill’s (потом они «Нервы»), возможно Mary Jane и Mad Man Boogie. Кстати, почти все музыканты последней группы остались в музыке до сих пор. А абсолютно модными были ребята из группы «Нервы». Они просто выворачивали публику – настоящие кумиры.
Тропа войны
Сейчас в Рязани очень сложно собрать четыреста человек на концерт, хотя, раньше бывали и не такие приходы. Однажды Кришна организовал фестиваль «Тропа войны». «Воевал» он со мной и Сашей Зеброй: мы тогда пытались сделать свой формат на базе клуба «Матрица» в Сельмаше.
Мы хотели открыть клуб не просто так, чтобы почувствовать себякрутыми – нам уже все не нравилось в «Планетарии». Годы шли, там ничего не менялось. Это переросло в запущенную болезнь. Кришна очень ревностно относился к нашим с Зеброй движениям: он и другие руководители клуба считали, что мы враги и специально создаем им конкуренцию. Безусловно, это была конкуренция, но это была конкуренция за качество.
Как-то мы созвонились с группой «Пилот» и договорились с ними о концерте, уточнили дату и привезли предоплату. В то же время у Кришны была устная предварительная полугодовая договоренность с ними, и на фасаде «Планетария» была указана дата концерта. Так дела не делаются. Во-первых, «Пилот» в этот день никак не могли выступать в Рязани, так как были проданы в другой город, так еще и никаких предоплат от нашего друга. Мы же, подсчитав, решили, что нам будет выгодно предложить гарантию по гонорару, и подписали с ними договор. После чего уже вывесили афиши: «Пилот» в «Матрице». Дата отличалась от той, что висела на «Планетарии», не более чем на пару недель. Кришна не убирал свою афишу, и я позвонил администрации группы в Москву. Сказал, что как-то не этично это все, и что, может быть, Андрей просто не заметил или забыл. Они позвонили Кришне. Все это еще болше сублимировало его враждебное отношение к нам. На эту же дату он и организовал фестиваль «Тропа войны». Сделал бесплатный вход и заявил все возможные рязанские команды – некоторые из них даже и не мечтали оказаться на сцене: все оказались в списке выступающих. В итоге, как рассказывают очевидцы, «Тропа войны» собрала около полутора тысяч человек. Мы же собрали своих семьсот, которые до сих пор ходят на «Пилот». Но к нам пришли за деньги, и это была совсем другая публика.
Красные подтяжки на голом теле
Когда в 1994-1995 мы сидели в кинотеатре «Космос», я остался без своей гитары (пришлось продать, выбираясь из долгов). К нам на репетиционную базу каждый день приходило много музыкантов. Многие оставляли там свои инструменты: с ними в Приокском было страшно даже пройти по улице. Я стал учиться играть на чьей–то бас-гитаре. Мне понравилась появившаяся «альтернатива» – RHCP были на волне. И у нас с друзьями получился такой проект, даже выступили несколько раз. Я играл на басу и прыгал по сцене в джинсах с красными подтяжками на голое тело. Многие потом подходили и говорили, что это было круто.
День третий. Мы решили прогуляться по центру города. Весьма сложно делать материал в процессе ходьбы, у меня еще не было подобного опыта. Усложнялось интервью еще и тем, что в центре Рязани весьма активное транспортное движение.
Вневозрастность
Люди нашего поколения постоянно искали индивидуальность. Если человек был панком, металлистом, байкером – это реально было истинным увлечением. Сейчас молодежь превратила все это в фетиши. Раньше как-то было заведено, что если человек старше тебя, то ты должен называть его по имени и отчеству, обращаться на «Вы». По сути, это большое дистанционирование, которое мешает в общении. Но таковым было воспитание. Я уже давно пришел к пониманию своей вневозврастности: я общаюсь со всеми, и общаюсь много: видишь – ходим, гуляем, здороваемся с людьми абсолютно разного возраста. Общение помогает мне в получении информации, держать руку на пульсе времени, да и не только времени. Изначально я не был склонен к этому, но сделал так, что общение стало частью жизни. Я чувствую себя по возрасту таким же, как и тот, что стоит напротив меня. Сколько ему – столько и мне. И в этом заключается вневозрастность, которая позволяет мне быть молодым.
Мертвый звук
Во времена «Старого завета – т. е. Старого Завода» настоящие клабберы были другими и тоже искали свою индивидуальность в музыке. Они стремились познавать ее истоки. Эти позитивные ребята сидели на музыке электронной, другая же часть моего круга общения кайфовала от музыки гитарной. Даже не буду ее определять как рок-музыку, а именно как гитарную. Я сам в свое время так понял: когда мне в руки дали гитару и научили играть, а у меня уже было за плечами 6 лет фортепиано, я почувствовал, что вот это настоящий живой инструмент. В то время как пианино/клавиши, на которых довольно хорошо играл, – мертвечина. Из кнопок можно что-то выжать, но это звук мертвый. Конечно, это мое личное восприятие, у каждого оно свое. Для меня гитарная и электронная музыка – это как живое и мертвое, белое и черное, огонь и вода, плюс и минус. Уж такое мое определение…
Старый Завод
В те времена, до 1997 года, Женя Дьячков дирижировал теми, кто сидел на клубной музыке. Ему удалось развить тему и реально прокачать город – он внес большую лепту. А со «Старым заводом» началась новая эпоха… И у Жени тоже – изначально предполагалось ему возглавить этот клуб, вроде как и идея была его, но директором взяли Игоря Крысанова. Женя был очень расстроен, он сам говорил мне об этом. Игоря же взяли по той причине, что он работал на радио, был там главным редактором, очень известным медийным человеком. Город провалился в клоаку больших деревенских дискотЭк – Завод, Гараж, Кратер… Для Жени и многих сподвижников клубной культуры это был кармический облом, тема завяла на долгие годы. Попытки были, но… Только относительно недавно клубная электронная музыка обрела новую жизнь и новых мессий.
«Клуб должен быть маленьким»
«Старый завод» был попсовым заведением и имел свои плюсы и минусы. Тогда говорили, что это, по сути, самый большой танцпол на территории Европы. На тот момент это было действительно так. Мы, вся страна, реально мыслили как-то глобально. У меня, например, было понимание, что клубы должны быть огромными, чтобы в них бесились тысячи людей, выступали Metallica и AC/DC, и чтобы вся Рязань могла прочувствовать этот кайф. И когда я впервые в Москве попал в маленький рок-клуб, я подумал: что за ерунда? Тут повернуться-то негде. Прикольно, конечно, что все плотно трутся, давятся и при этом все счастливы, рады: от этого появлялось чувство общности. Но я думал: и это Москва? Столица? У нас в Рязани «Планетарий», «Старый завод»… И только потом ко мне пришло понимание, что на самом деле клуб должен быть маленьким. Потому он и клуб, что это место, где люди объединяются по интересам. Не просто отдыхают, выпивают и спускают деньги. Клубы объединяют людей, у которых много общего. Естественно, такие клубы физически не могут быть огромными в провинциальном городке. Если помещение безмерное, то это уже не клуб, а нечто другое. Можно объединить общим интересом сотни тысяч человек, но это невозможно делать каждую неделю в Рязани. Все люди очень разные, и в городе, где всего-то пятьсот тысяч жителей, нет никакого смысла их постоянно сталкивать. Поэтому для меня есть клубы – это КЛУБЫ, а есть дискотЭки – это дискотеки, танцульки, тупое бухалово, съем и т. п.
Пыль
На «Старом заводе» люди получили возможность за довольно доступные цены посещать масштабные концерты – да, это огромный плюс. Большой концертной площадки с танцевальным партером в городе не было. Восприятие концертов стало более современным: высокая сцена, танцевальный партер, современная эстетика и атрибутика самой площадки. Правда, и этот проект был организован «по-рязански». Весь первый месяц там был обычный бетонный пол. Когда мы уходили оттуда утром, были насквозь в пыли. За облаком тумана никого не было видно, люди дышали этим. Проблему долго не могли решить. Сколько людей обдышались цементной пылью – сложно представить, а уж те, кто там работал постоянно, вообще неизвестно как выжили.
Блеск
В самом начале, может быть даже на открытие «Старого завода» привезли только что появившуюся группу «Блестящие». Я, почему-то, под шумок пялился, как потом оказалось, на Жанну Фриске, ибо я не знал ее имени тогда. Мы постоянно смотрели друг на друга весь концерт, потому что были рядом.
Она находилась в той части сцены, где стояли свет и звук. Они были молодыми и беспафосными девчонками, а потом уже в 2002 году, за месяц до закрытия «Завода», мы снова с ней встретились – может быть, она уже и одна выступала, не помню. Мы ехали вместе из Москвы. Она везла с собой маленькую собачку. После концерта мы с Жанной сфотографировались. Есть в ней что-то особенное. Сексуальная харизма мощнейшая, определенно…
Планетарий и его косяки
Когда строили «Старый Завод», я помог Иванычу продать туда аппаратуру JBL из тогда еще кино-концертного комплекса «Москва» и выручить кучу бабла. А в «Планетарий» мы потом взяли другое оборудование, которое трудится там и по сей день. Представляешь себе, они уже пятнадцать лет его не меняют и, походу, не собираются. По тем временам этот аппарат еще тянул и был довольно приличным. Уже давно его нужно было увеличивать минимум в два-три раза, иначе техника всегда работает на пределе, в экстремальном режиме, соответственно, изнашивается, быстро ломается. Они что-то по-мелочи докупали, чинили, но все это делалось через пень-колоду. И со всем остальным у них та же история. Ну, нельзя так. Или ты делаешь дело, или ты его не делаешь.
Рябиновый костер
Есть еще один известный в мире рязанской музыки и прессы человек – Анатолий Обыденкин. Познакомились мы с ним в тот момент, когда я хотел его «урыть». Это было, когда я провел в «Космосе» первый фестиваль, точнее, двухдневный отборочный тур для последующего Комсомольского фестиваля «Рябиновый костер».
«Костер» был крупным ежегодным и единственным музыкальным фестивалем, организовывавшимся городом, соответственно, очень популярным: кроме групп Рязани и области туда приезжали из соседних регионов, даже чуть ли не из Мурманска. Каким образом на этот фестиваль отбирались группы – одному Богу известно.
Среди самих музыкантов к организаторам фестиваля было большое недоверие. Я предложил Комитету провести двухдневный отборочный тур рязанских групп, в котором мы по максимуму соберем все коллективы, а компетентное жюри выберет участников для основного фестиваля. Было совершенно очевидным то, что на фесте должны выступить самые достойные рязанские команды, хотя бы, чтобы не опозорится перед музыкантами из других регионов. Из других городов всегда приезжали очень клевые группы, с нашей же стороны выступали все подряд. При подготовке, я условно поделил все коллективы на два ручья. Одних мы с Володей Корниловым называли «внебрачные дети Гребенщикова». Других, тех, что были тогда ближе мне, рок.
На первый день одним из журналистов пришел Толя Обыденкин, мы еще не были знакомы. Второй же день освещал Володя Фролов. Они оба до сих пор сейчас работают журналистами. Статьи получились кардинально разными: Обыденкин написал, как все было отвратительно. Я до сих пор помню его фразу о том, что «не фонили только стойки от микрофонов».
Володя же про второй день написал, что было очень круто, что весь зал стоял на ушах, что звучало все отлично. На самом же деле все зависело от энергетики самих музыкантов. Во второй день были коллективы, которые заморачивались на умении играть, строить шоу, уделяли внимание звуку, а в первый группы гнали нам поток мыслей и сознания, не заботясь даже о настройке инструментов. Для меня это вообще было кощунством и антимузыкой. Уже потом-потом я стал находить больше истинного и ценного именно в них, нежели в тех, от кого фанател ранее. Итак, мне тогда удалосьубедить комсомольцев, что нужно провести отборочный тур. И после того как чиновник Осипенков дал свое добро, мы отпахали две недели адской круглосуточной подготовки и два дня самого действа, а тут выходит Толина статья… ОсиПАНКову (как назвал его Корнилов), как управляющему культурой, наверняка в администрации должны были дать по жопе за такую критику. Мы ощутили, как под нами все затрещало.
Я всегда пытался сделать что-то полезное для всех, кто находится в музыкальном сообществе Рязани, для каждого из них. И тут разгромная статья Обыденкина. Я был в бешенстве: ну что за мудак… Ко мне реально подходили музыканты и говорили: «Коль, давай его от… побьем». Матом, конечно. Я попытался понять Толю, но времени на понимание не осталось – Осипенков назначил встречу всех музыкантов-участников.
Мы собрались, Анатолий Яковлевич вещал с трибуны как на партсобрании. Тут мы и увидели Обыденкина. Осипенков, почему-то, представил меня не как Павлова или как Николая, а как Павла. Он сказал: «пусть Павел выскажет свое мнение», обращаясь ко мне. Мы начали общаться, в разговоре за меня тут же вступились «все наши» и Володя Фролов, а насбыло абсолютное большинство, и все встало на свои места. Так мы познакомились с Абд. Потом мне удалось объяснить ему, что он чуть не запорол всю идею. С тех пор мы друзья.
Взлет через падение
Когда Кришну взяли арт-директором «Планетария», меня это сильно задело. Ведь вся концепция, архитектура и инфраструктура нового клуба были придуманы нами вместе с Олегом Ершовым, а Кришна просто женился на дочке хозяина, и вот тебе на…
Но до того, за полгода, меня «купили» вместе с JBL на «Старый Завод»в качестве звукооператора. Там я проработал три месяца, после чего очень сильно разругался с руководством, точнее с Игорем Крысановым. Мы с ним испортили дружбу на очень долгие годы. Только сейчас мы потихонечку, по полмиллиметра, очень осторожно и аккуратно восстанавливаем наши былые отношения. А мыс ним очень хорошо сотрудничали много лет назад, еще до «Завода». Как-то я привез в Рязань группу «Браво», а Игорь был их фанатом. Мне он помог тогда с бесплатной рекламой на радио. Когда его пригласили на «Старый Завод», я помог Игорю договориться по оборудованию, которое, удачно для всех, перекочевало из кино-концертного комплекса «Москва». Он стал моим начальником – я его подчиненным. Настал момент, когда мы столкнулись лбами, ведь я помимо того, что всегда воспринимал его на равных, еще и относился к нему слегка критично. Я изначально человек, не предназначенный для работы под кем-то.
Тогда я этого еще не понимал, и мне нужно было зарабатывать деньги, которых мне предложили нормальное количество по тем временам. Если бы того случая не произошло, то не было бы того Коли Павлова, которого ты видишь сейчас. История приключилась такая: я поднапился за время ночного бдения в дискотЭке и заснул за звуковым пультом, это было без пяти шесть утра, уже в самом конце вечеринки: клуб в шесть закрывался. Игорь решил выйти на сцену и попрощаться с посетителями. На танцполе почти никого не было. Мы дежурили по очереди за пультом: три зву-кооператора. Как раз выпала моя очередь. Всю смену я боролся со сном и зеленым змием))) и наконец-то уснул на рабочем месте. Игорь вышел на сцену, взял микрофон, а он выключен, стал в него говорить – естественно, ничего не было слышно. Он посмотрел в сторону пульта и увидел мой «труп». В самый последний момент я таки очнулся и почуял, что, наверное, вышел конфуз. Посмотрел, что разбредается народ, тихо играет музычка, вроде все норм. Крысанов в этот момент махал руками как мельница. Тут я точно понял – блин, косяк. Но спускаюсь вниз: пьяный и храбрый. Мне было все равно, я очень хотел спать. Подошел Игорь и начал мне предъявлять. Я отмахнулся и чуть ли не послал его. Когда же пришел на следующий день, охранники сказали мне: «Колян, мы все тебя знаем и любим, проходи. Но, во-первых, ты здесь больше не работаешь, во-вторых, тебя вообще запретили сюда пускать». Я прошел туда, где мы все собирались: администраторы, звукооператоры, ди-джеи, танцоры: человек десять. Приходит Игорь, начинает здороваться: пожимает всем руки. Когда очередь дошла до меня, он протянул мне руку, а я ему – нет. Такая вот история. Мы до сих пор не доставали этот скелет из шкафа, но я думаю, при добром раскладе эту пыльную тему как-нибудь поднимем за рюмочкой чая))).
Игорь потом слишком долго меня ставил в игнор, и много где я не смог реализоваться: там, где был он, меня быть не могло. Я чувствовал вину перед ним лично, как перед человеком, но понимал, что к делу и профессии отношусь качественнее, креативнее, круче, чем его подрядчики, с которыми он работал. В результате, у нас было долгое ненужное противостояние. С другой стороны, мне это точно пошло на пользу, иначе я мог бы превратиться в обычного работника-техника клуба, а это уж точно не мое предназначение.
Получается, тот случай дал мне сильный пинок, а я взял и взлетел. Привел себя в порядок и занялся теми вещами, которые и сделали меня тем, кем я являюсь сейчас: Колей Павловым.
подробно, развёрнуто — ништяк интервью.